Воля народа [litres] - Шарль Левински

зеркальце и сделала то странное движение губами, которым женщины лучше распределяют свеженанесённую помаду. Краситься ей не шло, по мнению Вайлемана; Элиза всегда казалась ему женщиной из тех, кто превосходно выглядит и ничего для этого не делая. Он даже спрашивал себя раньше, пользуется ли она вообще губной помадой или этот цвет…

– Может быть, присядем?

Вежливо. Хорошо воспитанная дочь из хорошей семьи.

Она взяла себе стул из ряда у стены и поставила его посреди комнаты так, что Вайлеману ничего больше не оставалось, как сесть напротив неё, почти соприкасаясь коленями, помещение было тесное.

При допросах, наверное, так и сидят, с той лишь разницей, что допрашиваемый в наручниках.

На Элизе был брючный костюм, такой «меркель», как эту одежду называли по имени прежней канцлерши Германии. Она выглядела в нём очень молодо – как тинейджер, переодетый во взрослого.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось так долго ждать, – сказала она. – Должно быть, у тебя накопилось много вопросов.

– На которые ты мне не ответишь.

– Но всё же попробуй.

«Кому всё досконально известно об убийстве Моросани?» Такой вопрос он мог бы задать. Или: «Вы уже определились с тем, как устранить меня?» Но Вайлеман спросил совсем о другом:

– Кто ты, собственно говоря, чёрт бы тебя побрал?

– Меня зовут Элизабет Барандун, но ты и так уже выяснил это. Я секретарша у твоего сына.

– А в свободное время секс-терапевт.

Элиза – ему никогда не привыкнуть называть её Элизабет – рассмеялась. Это был симпатичный смех, в который Вайлеман в других обстоятельствах мог бы влюбиться.

– Специализирующийся на пожилых клиентах.

– Извини, что мне пришлось говорить тебе такую чушь, – сказала она. – Но Маркус считал, что я должна придумать что-то такое, о чём тебе было бы стыдно расспрашивать.

– Мне не было стыдно! – Вайлеман сказал это более пылко, чем было необходимо, потому что на самом деле ему было мучительно стыдно.

– Но ты не расспрашивал.

– Ты сказала, что твоя квартира специально обставлена так старомодно, чтобы твои клиенты чувствовали себя как дома.

– Моя квартира обставлена так старомодно, потому что я унаследовала её от матери. У меня просто пока руки не дошли обзавестись другой мебелью.

– И ты знаешь, как пахнут пачули.

Она снова засмеялась:

– Да, я сказала, что знаю. Но поскольку мы оба не имели об этом представления, это прозвучало убедительно.

Она принимала всё это так легко, как будто речь шла об игре, в которую они вместе играли.

И в которой она выиграла.

– Дерендингер не был твоим клиентом.

Элиза – да, тысяча чертей, для него она была Элиза – отрицательно покачала головой. Её рыжие волосы, заметил он, были превосходно причёсаны и всё же выглядели совершенно естественно. Только очень хорошие парикмахеры, как он однажды читал, умеют сделать причёску, чтоб она казалась естественным состоянием волос.

– Нет, – сказала она, – я не знала Феликса Дерендингера.

– Но…

– Я никогда его не встречала.

– Ты знала о нём всё!

Элиза посмотрела на него как добрая учительница, которая не хочет позорить тупого ученика перед всем классом.

– Я же работаю в Управлении правопорядка, – сказала она.

Где стоит лишь скомандовать: «Выяснение личности» – и компьютер выдаст всё, что нужно. И тем не менее…

– В его ночном столике я нашёл твою фотографию!

– Для того она там и лежала. Это делало историю более убедительной.

– А однажды ты даже заплакала, вспомнив о нём.

– Ах, слёзы, – сказала Элиза. – Это чтобы ты сразу поверил.

Каша в башке. Вайлеман всегда использовал это выражение, но это было всего лишь выражение, оно не описывало реальное положение дел. Но теперь… Репортёр в его голове сообщал о землетрясении силой девять целых, девять десятых балла по шкале Рихтера, это не оставляет камня на камне.

– Чему?

– Про меня и Дерендингера. Не могла же я тебе сказать, что пришла на его панихиду только потому, что это был хороший повод заговорить с тобой.

Сильный повторный толчок.

– Фотографию, значит, подложили намеренно…

Элиза кивнула.

– Там всё было подготовлено для тебя. Устранено всё, что не должно было попасть тебе на глаза. Вот только книгу с эндшпилями они проглядели. Сочли её безобидной.

– Они?

– Люди, которые прибирали квартиру Дерендингера.

– И что это были за люди?

– Сотрудники Управления правопорядка. Но Маркус сможет тебе рассказать обо всём лучше, чем я.

Дружелюбно и услужливо. Как если бы она сидела за окошечком справочного бюро универмага. Мужская одежда на втором этаже, товары для дома на третьем, падение со стены Линденхофа на четвёртом.

– Ты никогда не встречалась с Дерендингером?

– Никогда.

– Но ты же мне сама сказала, что он говорил обо мне.

– Что ты единственный журналист, у кого не отнимешь журналистское удостоверение за бездарность? Маркус сказал, что этому ты непременно поверишь. «И попроси его рассказать про случай Ханджина», – тоже он подсказал, мол, доставишь ему удовольствие. Кстати: я почитала старые газеты. Действительно впечатляет уже одно то, как ты вышел на верный след.

– Это тебе тоже подсказал Маркус? Мол, говори ему комплименты, мой отец достаточно глуп, чтобы быть падким на них?

– Не надо думать о сыне так плохо, – сказала Элиза со всей серьёзностью, как будто это уже не относилось к её весёлой игре. – Он очень много сделал для тебя.

– Маркус??? – Ни у одного наборщика в мире не нашлось бы в кассе столько вопросительных знаков, сколько Вайлеман поставил их после имени сына.

– Мне приходится только сожалеть о том, что вы оба так плохо переносите друг друга. Он просил за него извиниться. Он придёт сюда, как только сможет. Но наверху ещё идёт голосование, он не может отлучиться.

– Арестованному спешить некуда. – Вайлеман не хотел проявлять сарказм, но когда его настроение падало до тёмно-чёрной отметки, такие нотки слетали с языка сами собой.

– Ты не арестован, – сказала Элиза. – Дверь открыта.

– Потому что за ней стоит человек, который меня сторожит.

– Только ради твоей охраны. – Ага, значит, я не под арестом, а под охраной. Превентивное заключение. Знаешь, откуда взялось это определение?

– Да, – сказала Элиза, и теперь это звучало уже немного раздражённо. – Я знаю это очень хорошо. Пару семестров я изучала историю. Но здесь совсем другое. Ты действительно в опасности.

– Со стороны кого исходит эта опасность?

– Маркус тебе это объяснит.

– В опасности, потому что я встречался с Дерендингером?

Она кивнула.

– И потому, что ты ездил к Лойхли.

– Вы же сами меня туда послали! Ты мне объяснила про фотомонтаж, а Маркус дал мне адрес.

– Мы тогда подумали: поможем ему в тех вещах, которые он рано или поздно узнает и без